Неточные совпадения
Поди ты сладь с человеком! не верит в Бога, а верит, что если почешется переносье, то непременно умрет; пропустит мимо создание поэта, ясное как день, все проникнутое согласием и высокою мудростью простоты, а бросится именно на то, где какой-нибудь удалец напутает, наплетет, изломает, выворотит природу, и ему оно понравится, и он станет кричать: «Вот оно, вот настоящее
знание тайн сердца!» Всю жизнь не ставит в грош докторов, а кончится тем, что обратится наконец к бабе, которая лечит зашептываньями и заплевками, или, еще лучше, выдумает сам какой-нибудь декохт из невесть какой дряни, которая, бог знает почему, вообразится ему именно средством против его болезни.
Покуривая, он снова стал читать план и нашел, что — нет, нельзя давать слишком много улик против Безбедова, но необходимо, чтоб он знал какие-то Маринины
тайны, этим
знанием и будет оправдано убийство Безбедова как свидетеля, способного указать людей, которым Марина мешала жить.
— Насколько ты, с твоей сдержанностью, аристократичнее других! Так приятно видеть, что ты не швыряешь своих мыслей,
знаний бессмысленно и ненужно, как это делают все, рисуясь друг перед другом! У тебя есть уважение к
тайнам твоей души, это — редко. Не выношу людей, которые кричат, как заплутавшиеся в лесу слепые. «Я, я, я», — кричат они.
— Замечательная газета. Небывалая. Привлечем все светила науки, литературы, Леонида Андреева, объявим войну реалистам «
Знания», — к черту реализм! И — политику вместе с ним. Сто лет политиканили — устали, надоело. Все хотят романтики, лирики, метафизики, углубления в недра
тайн, в кишки дьявола. Властители умов — Достоевский, Андреев, Конан-Дойль.
Про старца Зосиму говорили многие, что он, допуская к себе столь многие годы всех приходивших к нему исповедовать сердце свое и жаждавших от него совета и врачебного слова, до того много принял в душу свою откровений, сокрушений, сознаний, что под конец приобрел прозорливость уже столь тонкую, что с первого взгляда на лицо незнакомого, приходившего к нему, мог угадывать: с чем тот пришел, чего тому нужно и даже какого рода мучение терзает его совесть, и удивлял, смущал и почти пугал иногда пришедшего таким
знанием тайны его, прежде чем тот молвил слово.
Для гностицизма религия есть
знание,
тайное и явное, есть посвящение в учение.
В научном
знании открываются подлинные
тайны природы, природы в данном, хотя бы и дефектном, болезненном ее состоянии.
Вся новая философия, начиная с Декарта и кончая неокантианцами, отрицает необходимость посвящения и приобщения для стяжания
знания, гнозиса, и потому
тайны бытия и таинства жизни для философии закрываются.
Магия целиком пребывает в заколдованности вещества и хочет расколдовать вещество путем своекорыстного
знания, дающего власть над
тайнами естества.
Без посвящения в религиозные
тайны и без приобщения к религиозным таинствам нет питания;
знание становится худосочным и отвлеченным, порывает с живым бытием.
Я не знаю и не могу сказать, обладала ли Олеся и половиной тех секретов, о которых говорила с такой наивной верой, но то, чему я сам бывал нередко свидетелем, вселило в меня непоколебимое убеждение, что Олесе были доступны те бессознательные, инстинктивные, туманные, добытые случайным опытом, странные
знания, которые, опередив точную науку на целые столетия, живут, перемешавшись со смешными и дикими поверьями, в темной, замкнутой народной массе, передаваясь как величайшая
тайна из поколения в поколение.
Изучил царь учения магов халдейских и ниневийских, науку астрологов из Абидоса, Саиса и Мемфиса,
тайны волхвов, мистагогов, и эпоптов ассирийских, и прорицателей из Бактры и Персеполя и убедился, что
знания их были
знаниями человеческими.
Поблекли мечты, основанные на раздраженной фантазии, чрез посредство которой дух прорывался к
знанию; но зато действительность просветлела, взор проникает глубоко и видит, что нет
тайны, которую хранили бы сфинксы и грифы, что внутренняя сущность готова раскрыться дерзающему.
В этих школах сообщались детям только положительные и верные
знания в дружеских разговорах учеников с наставниками, посвященными в
тайну познания человеческой природы.
Современное сознание различает понятия: жизнь,
знание, религия,
тайна, поэзия; для предков наших все это — одно, у них нет строгих понятий.
Мирясь с
тайнами окружающего мира, народ признает за отдельными людьми вещее
знание этих
тайн.
Капендюхин наслаждался
знанием тайны, и от полноты удовольствия его усатое лицо смешно надулось. Он долго мучил любопытство монахини, возбуждая в ней тревогу, и наконец как-то вдруг вдохновенно объяснил...
Дедушка — померли, старого больше у нас никого — значит, мамаша заругает или опять с Густыванной подерешься», — я, со всем превосходством
знания, со всей непоколебимостью
тайны: «Это не удар, — а — секрет».
Таинство отнюдь не означает собою сообщения каких-либо
тайн или секретов и не имеет никакого отношения к «сокровенному
знанию», оккультизму и магии.
М., 1916).] или «сокровенное
знание», для которого, собственно говоря, принципиально нет никакой
тайны); это —
тайна, безусловно недоступная человеку, ему трансцендентная, а потому необходимо предполагающая откровение.
Она не может сообщаться внешне, почти механически, как
знание, ею можно лишь заражаться — таинственным и неисследимым влиянием одной личности на другую; в этом
тайна значения религиозных личностей, — пророков, святых, самого Богочеловека в земной Его жизни.
Здесь приличествует лишь благоговейное безмолвие пред непостижной, в недрах Абсолютного совершающейся
тайной, и нет ничего более безвкусного, как разные рациональные «дедукции» творения, претензии «гнозиса», все равно метафизического или мистического [В чрезмерном «дедуцировании» творения и, следовательно, в рационализме повинен и Вл. Соловьев, следующим образом рассуждающий об этом: «Если бы абсолютное оставалось только самим собою, исключая свое другое, то это другое было бы его отрицанием, а, следовательно, оно само не было бы абсолютным» (Органические начала цельного
знания.
Но есть в глубине души художника какое-то прочное бессознательное
знание, оно высоко поднимает его над этим минутным ужасом. И из мрачной
тайны смерти он выносит лишь одно — торжествующую, светлую
тайну жизни.
При этом случае маленьким красноречивым переводчиком передано боярину, сколько ошибаются жители Москвы, почитая лекаря за колдуна; что наука снабдила его только
знанием естественных сил и употребления их для пользы человека; что, хотя и существуют в мире другие силы, притягательные и отталкивающие, из которых человек, посвященный в
тайны их разложения и соединения, может делать вещи, с виду чудесные для неведения, однако он, Антон-лекарь, к сожалению, не обладает познанием этих сил, а только сам ищет их.
Он не стал с нею препираться по этому вопросу, тем более, что не был в силах предотвратить гибель своей падчерицы — борьба с Потемкиным, особенно при
знании последним его
тайны, была бы с его стороны безумием.
Здесь скоро разбежалась молва, что он исцеляет умирающих, поднимает из гроба; славили особенно его
знание женских болезней, которым он себя преимущественно посвятил; аугсбургские врачи, награжденные его советами и
тайнами, все спешили дать ему первенство; его увлекали и в палаты, и в хижины, потому что он и беднейшим не отказывал в помощи.
Как ни уверена княжна Людмила Васильевна в непроницаемости своей
тайны, в бессилии, наконец, его, графа, повредить ей, все же
знание им этой
тайны не может ее не тревожить.